– Рассказывай, – промолвил он.
– Произошли несколько… несчастных случаев.
– Каких именно?
– Иногда подобные несчастные случаи называют трагическими случайностями.
Нечаст Бадья по-прежнему не открывал глаз.
– Есть такое определение… – задумчиво произнес он. – В моей практике был трагический случай, когда Рэг Множ и Фред Сырвар вечером чинили цистерны с сывороткой, а как раз перед этим выяснилось, что Рэг встречается с женой Фреда, так вот каким-то образом, – Бадья сглотнул, – каким-то образом Рэг, по словам Фреда, оступился и упал прямо в…
– Я не знаком с господами, о которых вы говорите, но… да, такого рода несчастные случаи. Именно.
Бадья вздохнул.
– В тот раз «Аромат Деревни» особенно удался!…
– Так мне рассказывать о наших несчастных случаях?
– По-моему, именно это ты и собрался сделать. Не важно, понравится это мне или нет.
– Портниха пришила себя к стенке. Потом заместителя главного декоратора нашли с картонным мечом в груди. А о том, что случилось с рабочим, который открывал люк в сцене, лучше вообще не упоминать. А еще с крыши таинственным образом исчезло все свинцовое покрытие. Хотя насчет последнего я не уверен – вряд ли это работа Призрака.
– И что, вы… упорно называете это… несчастными случаями?
– Ну вы же, например, хотели и дальше продавать свой сыр, верно? Так и у нас. Вряд ли наших работников обрадовало бы известие, что Опера действует на людей, как мухомор на мух.
Вынув из кармана конверт, Зальцелла положил его на стол.
– Призрак любит оставлять небольшие сообщения, – сказал он. – Вот это было на органе. Первым послание прочел маляр, и… с ним едва не приключился несчастный случай.
Бадья понюхал конверт. Бумага отдавала скипидаром.
Внутри оказался фирменный бланк Оперы, а на листке каллиграфическим почерком было написано:
«Ахахахахаха! Ахахахахаха! Ахахахихаха!
БЕРЕГИТЕСЬ!!!!!
Искренне Ваш
Призрак Оперы»
– Каким же человеком надо быть, – терпеливо продолжал Зальцелла, – чтобы отправлять письмом свой маниакальный хохот? Я не говорю уже об этих восклицательных знаках. Вы обратили внимание? Целых пять штук! Верный признак, что написавший это послание вместо шляпы носит подштанники. Впрочем, Опера еще и не такое с людьми творит. Послушайте, давайте, по крайней мере, обыщем здание. Подвалы тут те еще. Но на лодке мы вполне…
– На лодке? В подвалах?
– О! Так о подвалах вам тоже не рассказывали?
Бадья улыбнулся радостной, полубезумной улыбкой человека, который и сам уже приближался к состоянию двойных восклицательных знаков.
– Нет, – покачал головой он. – О подвалах мне тоже не сообщили. Предыдущие владельцы все наши встречи только и делали, что не рассказывали мне о загадочном убийце и о том, что люди здесь мрут как мухи. И никаких подозрительных фраз типа: «О, кстати, в последнее время в Опере участились смертельные случаи, а еще в подвалах повысился уровень влажности…»
– Там настоящий потоп.
– Замечательно! – отозвался Бадья. – И чем их затопило? Кровью?
– А вы разве не осматривали помещения?
– Предыдущие владельцы сказали, что подвалы в отличном состоянии!
– И вы поверили?
– Ну, после всего того шампанского, что мы вместе выпили…
Зальцелла вздохнул.
Бадья воспринял этот вздох как личное оскорбление.
– Я, между прочим, весьма горжусь своей способностью распознавать характер человека с первой же встречи, – уведомил он. – Загляни человеку в глаза и крепко пожми ему руку – и сразу будешь все о нем знать.
– Воистину так, – согласился Зальцелла.
– О, проклятье… Послезавтра сюда прибудет сеньор Энрико Базилика. Как ты думаешь, ему тоже грозит какая-нибудь опасность?
– Ну, если и грозит, то небольшая. Максимум перережут глотку, делов-то…
– Как-как ты сказал? Глотку? Но с чего ты это взял?
– Просто выдвинул предположение. Однако есть и другие варианты развития событий.
– Так что же мне делать? Закрыть заведение? Насколько я понял, вряд ли мне удастся сделать деньги на этом похоронном бюро. И почему никто не сообщил о происходящем Городской Страже?
– Это лишь усугубило бы положение, – покачал головой Зальцелла. – Сюда ворвались бы здоровущие тролли в ржавых доспехах, они бы топали повсюду, всем лезли под руку и задавали глупые вопросы. Нет, только троллей нам в Опере не хватало. Это стало бы последней каплей.
Бадья сглотнул.
– Ты прав, этого мы допустить не можем, – произнес он. – Все и так на нервах. Нельзя допускать, чтобы люди… окончательно были на нервах.
Зальцелла откинулся на спинку стула и, такое впечатление, немного расслабился.
– На нервах? Господин Бадья, – улыбнулся он, – это опера. Здесь на нервах все и всегда. Вы когда-нибудь слышали о кривой катастрофичности?
Нечаст Бадья напряг все свои умственные способности.
– Ну, насколько мне известно, на пути к Щеботану есть место, где дорога ужасным образом изгибается…
– Кривая катастрофичности, господин Бадья, – это именно та кривая, по которой движется оперная жизнь. И опера удается благодаря тому, что невероятное множество вещей чудесным образом не случается. Опера живет на ненависти, любви и нервах. И так все время. Это не сыр, господин Бадья. Это опера. Если вам хотелось спокойного времяпрепровождения, лучше бы вы не покупали Оперу, а приобрели что-нибудь более мирное, спокойное, навроде стоматологического кабинета для крокодилов.
Нянюшка Ягг любила вести активный образ жизни, поэтому заставить ее скучать ничего не стоило. Зато и развеселить ее никакого труда не составляло.